При охоте на овсах устраивается лабаз или полати на высоте, не превышающей вершин мелколесья, которые надежно укроют охотника. В среднем высота лабаза колеблется от 2 до 4 м метров. Зверь меньше чует запах человека, сидящего на лабазе, да и оглядеть зверя сверху, когда станет темно, легче, чем с земли. Более высокие лабазы неудобны. Я знавал одного охотника, который при дневном свете смело уходил в поле караулить медведя и садился на лабаз 2 метров высоты. По мере наступления темноты его брала жуть и он начинал взбираться все выше и выше по стволу дерева и к рассвету добирался до вершины. Чтобы не упасть вниз, этот охотник привязывал себя ремнем к стволу дерева.

Если характер леса не позволяет устроить лабаз, можно соорудить шалаш, выбрав для него густой куст, в котором может поместиться охотник. Изнутри шалаш полезно обложить можжевельником, еловым или пихтовым лапником, запах которого отбивает запах человека. Снаружи шалаша эти ветки класть не стоит, так как этим создается более темное пятно, на которое медведь обратит внимание.

Приходится учитывать направление ветра, которое может нанести запах человека в сторону леса, откуда ожидается медведь.

Возможно караулить медведя, сидя прямо ша пне, куче камней или просто на земле, но опасность, что раненый зверь может броситься на охотника, в этих случаях больше.

При случайной встрече с человеком медведь обычно убегает. Медведица с медвежатами иногда становится на дыбы, пугает и плюется, как говорят про нее охотники, стремясь защитить медвежат. Маленькие медвежата не всегда быстро убегают от человека, как это делают уже подросшие. Я знал одного охотника, который осенью на лесной тропе внезапно повстречался с медвежьей семьей. Медведица, хотя и не тронула его, но долго ходила вокруг на дыбах, так как маленькие медвежата не хотели убегать, фыркала и плевалась.

Если в лесу много полян, засеянных овсом, и заранее нельзя узнать, куда выйдет медведь, можно на некоторых из полян, если это не может вызвать лесного пожара, разводить тлеющие дымные костры из гнилых пней. На окуриваемые поля медведь не пойдет.

Надо помнить, что осенний, сытый зверь очень осторожен.

Одно неосторожнее движение или хрустнувшая ветка - и громадный зверь исчезает. Поэтому при охоте следует тщательно учитывать все мелочи.

Не каждый медведь прямо и смело подходит к овсу. Нередко он издали обходит поляну кругом и наткнувшись на след охотника, к овсу не подойдет.

Однажды медведь около двух часов стоял за лабазом, вслушиваясь в тишину ночи. Я хорошо слышал, как он подошел сзади, остановился, втягивая в себя воздух и водя чуткими ушами и долго-долго стоял.

Медведь любит ходить на овес и к падали по лесным дорогам и тропам. Если где-либо на такой тропе случится обнаружить следы зверя, ведущие туда и обратно, то можно караулить его да избранном пути.

Стояла дождливая осень. Только к сентябрю стали желтеть овсы и можно было отправляться на охоту. За Лекмой, по среднему течению реки Летки, на полях небольших лесных деревушек наливались сладкие овсы. Большие площади овса были испорчены медведями. Несмотря на это, неудача в ту осень преследовала нас, охотников на медведей.

Иваньковский поселок затерялся среди болот и лесов. Отдаленные от жилья полосы овса были сильно примяты. Первая ночь охоты на овсе была неудачной. Дождь, не переставая, лил всю ночь, шумела рамень от порывов холодного ветра. Медведь не появлялся. На вторую ночь медведь вышел из леса на другом конце поляны, было темно и мы слышали только его чавканье. На третью ночь мой приятель Яков стрелял зверя, но промахнулся и отпугнул медведя от поля.

Пришлось перейти в деревню Микшур, где на овес ходил другой медведь. Овсяное поле было большое и примыкало к полосе лесов, уходивших через реку Летку на север. Первые три ночи мы не видели зверя, хотя он каждую ночь приходил в овес. На четвертую ночь медведь вышел к Якову еще засветло, но Яков не успел выстрелить, как медведь ушел.

Присутствие неосторожных охотников на овсяном поле может сорвать успех охоты. Так было с нами на пятую ночь. Когда мы с Яковом сидели в овсе и зверь уже подходил к полю, по дороге из Микшура показались два охотника с ружьями. Они сели на лабаз невдалеке от нас, громко разговаривали, а когда стемнело, на лабазе вспыхнули два огонька от закуренных собачьих ножек. Не оставалось ничего другого, как уйти в деревню. Тропинка проходила через ржаное поле соседней деревни. Кругом было темно - зги не видно. В поле что-то сильно зафыркало и побежало в лес. Утром один большой и три маленьких следа выдали пребывание медвежьей семьи, видимо, искавшей овсяное поле. Была вторая половина августа, погода стояла прелестная. Дни были жаркие, а ночи лунные, светлые и тихие, как осенью редко бывает на севере. Овсы наливались. Поля, засеянные овсом, глубоко вдались в рамень. Пока народ спешит с уборкой хлебов в ржаном поле, медведю в овсе будет полное раздолье. Вчера еще цел был овес, а сегодня он уже оказался примятым,

Как будто тяжесть какую-то протащили по полосе, испортив тысячи созревающих овсяных колосьев.

Я определил место, где лучше выстроить лабаз. Опыт прошлых охот подсказывал, что лучше пропустить следующую ночь без засады.

Ночью медведь пировал на поле. Это было хорошо видно утром, на новой сильно помятой полосе. В борозде, на песке, были видны ясные отпечатки лап крупного зверя. По крайней мере 80 килограммов овса можно было бы нажать на месте, где две ночи пировал медведь. На третью ночь нужно было садиться его караулить.

Долго тянутся часы ожидания. Уже давно в стволах вычищенного ружья не осталась порохового налета, запах которого мог бы испугать чуткого зверя, давно одежда и обувь натерты веточками пихты, а солнце все еще высоко.

В пять часов вечера я был на своем лабазе в углу овсяного поля. В полутора километрах от меня виднелась деревня. На овсяном поле протекала своя, особенная жизнь. В овсе раздавался писк полевок. Дальше в тайге казалось совсем тихо: оттуда не доносилось ни, звука. Надоедливые комары тучами окружали меня и пользуясь моей неподвижностью, нещадно сосали кровь. С этой неприятностью надо было мириться, иначе не видать медведя как собственных ушей. Я знал это по опыту и сидел тихо, не двигаясь. Сидеть неподвижно в неудобной позе да еще в окружении комариных туч не особенно приятно. Но что поделаешь: почетное в охотничьей семье звание зверового охотника достается недаром.

Часы со светящимся циферблатом показывали половину десятого, когда в глубине тайги, в той стороне, где ельники особенно высоки и густо заросли снизу папоротниками, что-то треснуло, как будто сломалась сухая ветка, и сразу снова стало тихо. Я уже знал, что означал этот треск, и замер, сильнее прильнув к стволу дерева на лабазе. Сердце часто и сильно колотилось в груди. Еще раз хрустнул сучок, теперь уже ближе. Треск повторился, и теперь ясно можно было различить в лесу чьи-то легкие шаги, которые медвежатники называют почикиванием. Слышно, как медведь прошел совсем близко от меня позади лабаза и не делая обычного обхода поля, без предосторожностей перепрыгнул через осек, уровни верхнюю жердь. Темный силуэт его черной точкой маячил теперь в пятнадцати метрах от меня около овса. Через несколько секунд черная точка двинулась к овсу и послышалось чавканье. Вот тут и случилось то, чего не должно было бы случиться, из-за чего охотник обычно после готов рвать на себе волосы, ругая себя за недостаток выдержки и отсутствие терпения. Как только послышались первые звуки медвежьего чавкания, я тихо начал доставать ружье, лежавшее рядом. на лабазе. С точки зрения человека я проделывал это очень тихо, ничем не стукнул. Я уже считал зверя, находившегося так близко от меня, своей добычей; руки мои медленно и осторожно, чтобы не зацепить за сучки, подтягивала к плечу ружье, а глаза не отрывались от фигуры зверя. Вдруг медведь легким прыжком очутился у осека и сильный удаляющийся треск известил меня о полной неудаче этой ночи. Ясно, что медведь уловил мои бесшумные движения на лабазе и они спугнули его с овса. Но какой же из органов чувств мог подсказать медведю о близком присутствии опасности? Неужели тех колебаний воздуха, которые были произведены движениями ружья, было достаточно для того, чтобы привести в раздражение орган слуха медведя? На эти вопросы я так и не сумел себе ответить.

Правда, надежда на удачу не пропала совсем: впереди будут новые ночи. Садиться караулить медведя прямо в овес удобно тем, что зверь меньше чует сидящей в овсе человека; то зато охотник, сидящий в густом овсе и руководствующийся только слухом, не видит, что делается вокруг и часто упускает удобный для выстрела момент. Это сможет подтвердить случай, происшедший на охоте в урочище Ежова.

Вокруг Ежова урочища было много лесных вырубок, кое-как подчищенных, на которых сеяли овес. Все они были сильно примяты зверем. Чтобы отпугнуть зверя от полей, на многих из них мы разожгли дымокуры или оставили пахнувшие человеком предметы, а сами сели в овес, длинной и узкой полосой подходивший к рамени. К вечеру подул ветер и пошел дождь. За шумом деревьев, шелестом овса и порывами ветра я не слышал, а сидя в овсе не мог и видеть, как медведь в шести метрах от меня перелез осек и подошел на такое расстояние, что вытянутые стволы моего ружья могли коснуться его. Тут он увидел меня и одним скачком бросился обратно в лес. Услышав треск, я вскочил, но было уже поздно, только на миг мелькнула черная фигура зверя. То же случилось и на другом конце поляны, где сидел мой товарищ. Если бы мы сидели, не в овсе, вряд ли упустили бы зверя.

Начинало казаться, что и вторая осень может закончиться неудачей. Я решил отказаться от излюбленного способа караулить медведя на лабазе и попытать охоту с подхода. Осенние лунные ночи настолько длинны, что можно обойти значительные площади посевов. Я решил попытать этот способ на тех полях, где нет других охотников, которые могли бы в темноте подстрелить меня или я их вместо медведя.

Однажды ночью при полной луне я тихо пришел на дальний овес. Ничто не нарушало торжественной тишины ночи. Мрачный лес со всех сторон обступил поляну и казалось хранил в себе какие-то тайны.

Долго я неподвижно стоял, всматриваясь в овсяное поле. Слух мой уловил шелест овса. С опушки прямо ко мне двигался какой-то темный предмет. Теперь я уже слышал, как медведь срывал овес и чавкал. Было немного жутко одному, ночью, рядом со зверем. Шагов за двадцать до меня мишка» повернулся ко мне боком, я выстрелил. Медведь заревел и завертелся на месте. Когда дым от выстрела рассеялся и эхо перестало грохотать по тайге, я увидел убегающую фигуру зверя. Было заметно, что бежит он плохо. На опушке леса он поднял сильный треск и я подумал, что он уткнулся в какой-нибудь лом. Преследовать раненого зверя ночью я не решался и вернулся в деревню. Мне не спалось.

С рассветом я уже был на овсяном поле. Собаки нашли медведя мертвым в полусотне шагов от опушки. С доставкой туши медведя оказалось много хлопот. Лошадь никак не хотела подходить к убитому зверю. Когда ее удалось подвести с надетым на голову мешком и уложить тушу на телегу, лошадь помчалась так скоро, как только могла и очень быстро довезла необычный груз в деревню.