• Name: Евгений
• Location Москва.
• Profession: Охотник

Отправлено 03 Апрель 2013 - 03:34

Страница 1 из 4

Медвежатник

В лесистых местностях, за недостатком полей, распахивают поляны или так называемые луговины в лесу и засевают их разным хлебом, а всего чаще овсом, который особенно хорошо родится на лесной почве. Но вот какая беда с овсом: едва последний успеет выколоситься и налить зерно, как его начинает опустошать медведь, большой любитель лакомиться молодым овсом, и там, где Михал Иваныч облюбует себе поляну и усердно начнет посещать ее, то уж здесь хозяину посеянного овса немного перепадет зерна в закрома, — не столько, разумеется, будет съедено, сколько помято и погибнет без всякой пользы. Крестьяне-очевидцы передают, как оригинально медведь лакомится овсом: он не пережевывает его зубами и даже не срывает самых кистей, а лишь высасывает из него вкусный сок, похожий цветом на молоко. Если овес низкорослый, то медведь пользуется им, стоя в естественном положении, т. е. на всех четырех лапах, а если высокий, то он преспокойно садится на задние части своего грузного тела, загребает передними лапами овсяные кисти, с наслаждением обсасывает их, затем уже пустые пропускает между пальцами лап и, не изменяя сидячего положения, двигается дальше, по детскому способу, продолжая ту же опустошительную работу. Можно себе представить, каких дорог он наделает за ночь по овсянищу!

Не зная, чем пособить горю, крестьяне прибегают иногда к самому первобытному способу, чтобы застращать блудливого хищника и ставят на овсах чучело, изготовляя его таким образом: сколачивают деревянный крест, обвязывают его потолще соломой, затем окутывают армяком и так, чтобы рукава армяка были надеты на поперечину со спущенными концами, с тою целью, чтобы ветер мог их покачивать из стороны в сторону и этими движениями пугать зверя; самый армяк запахивают и опоясывают лыком, а на верхний конец креста надевают какую-нибудь рваную шапку, что в общем и изобразит как бы фигуру мужика. Однако, кроме курьезов, ничего из этих вынужденных ухищрений не выходит: увидев чучело и вообразив в нем действительного стража, медведь сначала сердито рычит, потом становится на задние лапы и, готовый на единоборство, идет к чучелу. Кончается обыкновенно тем, что или от могучего удара лапой чучело полетит кверху ногами, или медведь спокойно обнюхает этого соломенного сторожа и больше уже не обращает на него никакого внимания. Устройство описанных чучел относится к тем местностям, где нет охотников на медведей; но там, где они есть, для них большая находка проведать, на какую кулигу овса повадился ходить Топтыгин. Поблизости тропы, которую медведь проложил к овсам, охотники пристраивают к дереву полати из досок, с которых бы можно было наблюдать овсянище, и здесь засиживают. Для устройства полатей существует несколько способов и, между прочими следующий: сколачивают одна к другой несколько досок (смотря по надобности и по количеству охотников, участвующих в садках), длиною от 3 1/2 до 4 аршин; на концах каждой доски просверливают большим буравом сквозные отверстия, в которые продевают веревки; последние снизу закрепляют, а вверху, на расстоянии 3 аршин, соединяют их вместе и крепко перевязывают узлом; затем свободные концы веревок забрасывают повыше, на надежный, т. е. здоровый сучок, и, как на блоке, поднимают полати на нужную высоту; спущенные концы привязывают надежнее к стволу дерева, стараясь при этом обернуть веревки около суковатого места, чтобы они от тяжести не сползли кверху и не спустили, таким образом, полатей. А чтобы полати были как можно устойчивее и не качались от каждого движения на них охотников, то с одной стороны полатных досок, которой они должны прилегать к дереву, на последнем делают надруб топором и в этот надруб вкладывают ребро полатей, снова прикрепляя последние к стволу дерева особой веревкой, через заготовленные в досках прорезы. Еще лучше, если нужное углубление в дереве будет сделано не топором, а выпилено пилой и как раз в размер толщины досок; тогда полати будут держаться крепко и не покачнутся ни в ту, ни в другую сторону; а это крайне необходимо на тот случай, если освирепевший раненный зверь вздумает по дереву добраться до охотников, и последним придется энергично защищаться от нападения. На ружье не всегда можно рассчитывать в подобные моменты и, во-первых, потому, что озлобленный медведь нападает с необычайной быстротой, так, что смешавшийся и неопытный охотник, пожалуй, не успеет снова зарядить или вообще подготовить ружье к моменту приближения зверя-гимнаста, а, во-вторых, по множеству разных препятствий (сучки, веревки, ветви и проч.) и тесноты охотнику трудно, в нужный момент, справиться на полатях с ружьем, т. е. быстро и верно взять на прицел медведя в ту минуту, когда он бросится на дерево, тем более, что невозможно определить заранее, с какого именно пункта будет хорошо виден зверь. Если, например, представим себе, что медведь будет взбираться по дереву с той именно стороны, на которой устроено сиденье охотников, то стрелять в него окажется ведь положительно невозможным. Ввиду всех этих непредвидимых случайностей, охотникам необходимо иметь при себе на сидках, кроме ружей (включая в то число и запасные) и холодное оружие — охотничьи ножи, кинжалы и т. п.; но особенно рекомендуем топор, только не тяжелый, а чтобы им можно было без усилий управлять одной рукой. Топор должен быть наточен как можно острее и имел бы лезвие отнюдь не полукруглое, а прямое, что даст удар вернее, надежнее. В тот момент, когда медведь будет на аршин или два от полатей, готовый их разрушить и вместе с охотниками повергнуть на землю, это первобытное орудие может оказать большую услугу: имея в правой руке топор, а левой взявшись за ствол дерева, охотник становится на одно колено (все это должно быть сделано быстро, едва будет замечено, что раненный неудачными выстрелами зверь намеревается отомстить за себя) и ждет, пока медведь приблизится по дереву на такое расстояние к полатям, что топор можно будет пустить в дело. Само собою разумеется, что медведь иначе не может взбираться по дереву, как обняв ствол его обеими передними лапами; так вот здесь-то и должен не зевать охотник и стараться пересечь или хотя раздробить ему ту или другую лапу, что конечно и должно его лишить возможности добраться до полатей, а стало быть и до охотников. Если же с полатей будут одновременно сторожить с топорами зверя с двух сторон, т. е. двое из участников охотников, то безопасность всех их обеспечится еще вернее, так как медведь не может защищаться от ударов с двух сторон обеими лапами, держась в то же время на стволе дерева, между тем как удар с одной стороны он может отвести, особенно если уловит момент взмаха топором над своей головой. Неудача в намерении или даже в действии относительно повреждения тех частей у зверя (лапы), на которые мы указали, не должна приводить в отчаяние охотника, ибо топор в его руках может еще быть страшным орудием для врага, если потом удар им будет направлен верно, с достаточной силой и в такое место, где серьезное поранение должно парализовать могучую силу зверя. Такими местами можно считать обе ключицы, ближе к плечу (если какая-либо из ключиц будет пересечена, то это также умертвит страшную деятельность лапы медведя; а это только и нужно, главным образом, чтобы отклонить опасность сделаться добычей рассерженного зверя, о чем мы уже говорили выше), затем места, ближайшие к передним лопаткам и, наконец, позвоночный столб или, так называемый, крестец, особенно верхняя его часть. Ударов же по самым лопаткам, по шее и по голове положительно следует избегать, так как с поранениями в этих частях медведь будет так же опасен для охотника, как и без них. Так, например, пересечь лопатку медведя весьма трудно вследствие ее мясистости, крепости костей и необычайной густоты шерсти, которой покрыта вся фигура зверя. Лобная кость медведя настолько крепка, что об нее плющатся пули; стало быть, рассечь ее, да еще, как говорится, на весу и при возможном уклонении зверя от удара, что значительно должно ослабить последний, — почти нет возможности; а о шее уж и говорить нечего — она слишком упруга, мясиста и также хорошо защищена шерстью, чтобы можно было надеяться нанести здесь смертельный удар. Охотничий нож, отточенный как бритва, должен быть всегда наготове, во время сидки, т. е. прицеплен к поясу и непременно с левой стороны и из ножен вынимался бы совсем свободно, без малейшей задержки; а когда охотник будет поставлен в необходимость защищать им свою жизнь, то он должен иметь в виду, что только с распоротым чреслом и перерезанными при этом внутренностями медведь моментально лишается возможности быть опасным для того, кто вступил с ним в единоборство; все же другие поранения охотничьим ножом, хотя бы и безусловно смертельные, по своим последствиям, далеко не настолько действительны во время борьбы, и пока медведь ослабеет от таких ран, то в этот промежуток времени он успеет уже покончить счеты и с отважным охотником. Далее мы еще будем говорить о живучести медведя при ранениях. Итак, на приспобленные указанным способом полати охотники поднимаются или по веревочной лестнице (если нет, конечно, деревянной), или же просто по веревке с большими узлами, перекинутой через надежный сук дерева. Для закидок привязывают к концу такой веревки гирю или вообще что-нибудь тяжелое. Если сучки удобно расположены на дереве и достаточно надежны, то на них еще прочнее и проще приводить полати для сидки. Вообще нужно сказать, что устройство полатей весьма разнообразно и зависит вполне усмотрения и находчивости охотника, а также и места, где их приходится устраивать. Приготовив тем или другим способом полати, охотники на закате солнца должны уже быть на месте, занять подмостки и все хорошенько осмотреть вокруг себя, ко всему приготовиться; так, например, следует обрубить ветви дерева, могущие мешать при стрельбе или при самозащите, опробовать прочность подмосток, тщательно осмотреть и зарядить оружие и т. п. и, когда все наконец окажется в полной исправности, то залегать и терпеливо дожидаться, пока медведь пожалует по привычке лакомиться на овсы. На садке необходимо соблюдать следующие условия: во-первых, тишину, насколько это только возможно; во-вторых, совершенно отказаться от куренья и, в-третьих, не горячиться и не делать выстрелов наудачу, твердо памятуя, что от этого находятся в непосредственной зависимости не только успех или неуспех самой охоты, но и собственная безопасность охотников. Несмотря на свою гигантскую силу, медведь, пока он не затронут, как говорится, за живое и не озлоблен, — он чаще труслив и всегда осторожен и, если, например, приближаясь к овсянищу, заслышит стук, людские голоса, или почует запах табаку, или, наконец, увидит огонь, хотя бы от папиросы, то сиденье охотников будет напрасно, — медведь уйдет обратно в лесную чащу, и уж тогда подкараулить его будет вдвое труднее, так как и он удвоит свою осторожность. Раненный же медведь, или вообще озлобленный каким-нибудь враждебным ему действием человека, он совершенно наоборот, — делается храбр и смел до дерзости, мстителен и настойчив в своей мести до невероятного упорства, и в таком настроении он, конечно, весьма опасный противник для охотника; но последнему однако ж помогают в борьбе с ним — хладнокровие, находчивость и выдержанный меткий удар. Этими тремя последними свойствами безусловно необходимо должен обладать медвежатник; а трус даже и малейшего права не имеет принимать участия в охоте на медведя, будь он даже и хороший стрелок, и таких господ-компаньонов следует избегать всякому дельному охотнику, так как они своими бесцельными поступками и самую жизнь товарищей-охотников могут подвергнуть большой опасности (не говоря уже о том, что и сами делаются жертвами своей трусости), что уже давно доказано многочисленными фактами. На удачный выстрел труса рассчитывать нечего, потому что приближение медведя обыкновенно наводит на него такой панический страх, что от нервного волнения он не только стрелять, но и самого-то ружья не в силах удержать в руках, или даже совсем бросит его на землю и постыдно бежит, куда глаза глядят, оставляя товарища на произвол судьбы.

Никаких подстилок на доски полатей мы делать охотникам не советуем, хотя и вполне понимаем, что на голых досках пролежать несколько часов не совсем-то удобно. но нельзя же не согласиться с тем, что удобства для истого охотника всегда должны играть лишь второстепенную роль в деле охоты; а уж там, где дело идет о жизни или смерти, то в таких серьезных случаях об удобствах, конечно, смешно и думать. Повторяем — мы согласны, что, например, на войлоке и лежать удобнее, и при необходимости переменить позу — шума произойдет несравненно менее, чем на голых досках, даже допустим, наконец, что и стрелять удобнее, лежа на войлоке, так как перемещение ружья с одного места на другое может совершиться почти без малейшего звука; но ведь это только одна сторона медали, а есть и другая: хорошо, конечно, если все окончится благополучно, и медведь будет убит, или отретируется в лес, или же совсем не придет на овсы; а если, как говорено выше, — охотнику придется защищаться с полка холодным оружием от раненного зверя? На что надежнее он (охотник) может опереться и коленом, и ногой, обутой в сапог, при размахе, например, топором, или при другом сильном физическом движении, с наклоненным вперед корпусом над взбирающимся по дереву медведем — на скользкий волосяной войлок или на шероховатую выпиленную доску. Полагаем, что здесь не может быть никакого сравнения, и осторожный охотник, зная по опыту, как важен каждый даже пустяк в опасной охоте на медведя, всегда предпочтет голую доску мягкому, пушистому войлоку. И этот охотник будет прав, так как, действительно, достаточно малейшего неверного движения на войлоке (особенно близко к краю досок), чтобы сорваться с подмосток и полететь в страшные объятия косматого врага, между тем как доска не даст такого критического положения ногам охотника, потому что всякое движение на ней гораздо более ощутимо, чем на мягком войлоке.

Охотиться на медведя одному вообще не следует, ввиду множества случаев на охоте за этим опасным зверем, где бывает необходима помощь доброго товарища; а потому и на овсах охоту в одиночестве мы не посоветуем, и против этого пусть не возмущается самолюбие охотника, потому что здесь храбрость не при чем, а осторожность — акт благоразумия. Троих, или уж минимум двоих охотников совершенно достаточно, по нашему мнению, при всякой охоте на медведя, исключая, конечно, облавы, где количество охотников не может быть ограничено, так как зависит от величины линии, которую найдено необходимым занять стрелками, чтобы не дать зверю уйти, минуя цель.

В какое именно время медведь придет на овсы — определить трудно, потому что это зависит, во-первых, от большей или меньшей степени голодности зверя в день охоты, а во-вторых, от его характера, т. е. если он очень осторожен, то придет позднее, если же не очень осторожен, то ранее, особенно не пуганный до засидок на «лабазе», как называют полати в Архангельской губернии. Старый медведь во всяком случае осторожнее молодого, медведица же всегда осторожнее самца; а если на овсы ходит медведица с детьми (иногда даже с годовалыми), то осторожная мать ранее наступления полных сумерек не поведет на корм своих детенышей, которые еще не умеют себя держать и легко могут выдать свое присутствие врагу излишней шумной возней и взревом во время совместных игр. Ввиду этих данных, охотники, раз они решились подкараулить зверя, не должны отступать от правила соблюдения тишины во время сидки под разными пустыми предлогами: или де слишком еще рано, а потому можно позволить себе и пошуметь, или наоборот, — слишком де поздно, чтобы ждать зверя и т. п.; каждую минуту охотники должны быть готовыми перевидеть зверя, для которого, в сущности, нет ни позднего, ни раннего времени, когда он идет на добычу.